Сегодня видел потрясший мою душу сон: будто коровёнка стоит возле крестьянской избы, и доит её мальчик, сидящий на корточках и держащий меж ног маленькое ведёрко. А коровёнка та была худая-прехудая, я отродясь не видывал, чтобы коровы были настолько худы. Сцену эту наблюдаю я будто бы в тёплый, солнечный день, какой бывает в степи во время ранней и дружной весны, когда вешняя вода уже сошла, но трава ещё не выросла и поэтому окрестность выглядит серой, какой-то бесцветной.
Стоит та коровёнка, сама ничего не жуёт, а мальчику отдаёт в ведёрко своё молоко. Присмотрелся. Боже! А молоко то красное, с кровью. И понимаю я, что ради поддержания другой жизни она отдаёт свою кровь в дополнение к молоку, и отдаёт её не из-за телесной болезни своей, а из-за немощи своей, из-за того, что не может дать полноценного молока тому, кому оно так нужно.
Подоив, мальчик молча встал и отнёс ведёрко в дом – для кого, я не видел, но почувствовал, что не для себя, а для кого-то другого. Потом вышел и, видя, что я по-прежнему стою и, не скрываясь, рассматриваю их, заговорил со мной. О чём мы говорили, не помню, – не это в душу запало, а то, как он говорил и как держал себя. Говор, походка, жесты – всё было вроде и детскими, но пропитано такой внутренней степенностью, будто это вовсе не он, а кто-то другой, много старший толковал со мною.
И осенила мысль: вот про кого сейчас нужно рассказывать христианам – про худую корову, отдающую свою кровь ради поддержания чужой жизни и про мальчика, который будучи ещё ребёнком по плоти из-за выпавших на его долю горя и забот душою своею превратился уже даже не во взрослого, а в старика. Про них надо возвестить людям, как об истинных жертвенниках – не страдальцах, а именно жертвенниках, ибо они не сдались в своей немощи и в своём горе, а стоят до конца.
Не про тех, кто ради алкогольного и наркотического дурмана закопал, похоронил свою совесть, нужно писать, и не про бесстыдных лицемеров, любящих первенствовать в церквях, нужно писать, ибо сейчас не девятнадцатый век и за полтора столетия читатели настолько привыкли к "наставительно-журительным" историям про отцов бийц и пропойц и про греховодников в церквях, что стали нечувствительны к картинам душевного и физического одичания этих погрязших в грехах и озлоблении людей, а про коровёнку и мальчика нужно рассказать, ибо в них – в таких, как они – ещё сохранился образ Божий.
А потом я проснулся…
Комментарий автора: Я записал то, о чём думал в ту ночь в больнице. Позже, лишь отредактировал написанное.
Николай Погребняк,
Россия
Родился в 1961 г. в Кокчетавской области Казахской ССР. После окончания Омского политехнического института работал инженером-конструктором. В 1995 г. по вере принял водное крещение в РПЦ. Позже работал в Центре реабилитации, исполнял диаконское служение и читал лекции. Автор книг и статей, посвящённых популяризации христианских ценностей и христианского учения, а также ряда произведений эпического жанра художественной литературы.
Прочитано 1019 раз. Голосов 1. Средняя оценка: 5
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
Реальность - Андрей Скворцов Я специально не уточняю в самом начале кто именно "он", жил. Лес жил своей внутренней жизнью под кистью и в воображении мастера. И мастер жил каждой травинкой, и тёплым лучом своего мира. Их жизнь была в единстве и гармонии. Это просто была ЖИЗНЬ. Ни та, ни эта, просто жизнь в некой иной для нас реальности. Эта жизнь была за тонкой гранью воображения художника, и, пока он находился внутри, она была реальна и осязаема. Даже мы, читая описание леса, если имеем достаточно воображения и эмоциональности можем проникнуть на мгновение за эту грань.
История в своём завершении забывает об этой жизни. Её будто и не было. Она испарилась под взглядом оценщика картин и превратилась в работу. Мастер не мог возвратиться не к работе, - он не мог вернуть прежнее присутствие жизни. Смерть произвёл СУД. Мастер превратился в оценщика подобно тому, как жизнь и гармония с Богом были нарушены в Эдеме посредством суда. Адам и Ева действительно умерли в тот самый день, когда "открылись глаза их". Непослушание не было причиной грехопадения. Суд стал причиной непослушания.
И ещё одна грань того же. В этой истории описывается надмение. Надмение не как характеристика, а как глагол. Как выход из единства и гармонии, и постановка себя над и вне оцениваемого объекта. Надмение и суд есть сущность грехопадения!